Тилирис даже не подошла к брату, ее помощь тут не требовалась. Поднявшись с пола, повел плечами, покрутился, потянулся, разминая затекшие мышцы и привыкая к родному телу. Потом открыл-таки глаза и огляделся. Все живы, относительно здоровы... Курить хотят. Тилле не глядя снял со стены пучок сушеной травы и кинул Дейве.
- Лепа есть, будешь?
Его собственная голова, гудевшая так, будто колесница до сих пор прыгает по загривку, тоже требовала своего. Достав из куба бутыль леофисового, он хотел уже было поставить ее на стол, потом пробормотал "А, все равно больше никто не пьет" и ополовинил в себя. С остатками бутылки пристроился к Тилирис на подоконник, потом повернулся к Тэриену, так и стоявшему посреди комнаты.
- Садись, - кивок куда-то в угол. То ли он все еще сохранял над ним какую-то власть, то ли просто хорошо знал, как с ним общаться, но Тэриен без возражений сел на пол спиной к стене, устремляя взгляд куда-то вдаль. Равнодушный, пустой взгляд, как будто ему не было дела ни до кого из присутствующих. Впрочем, почему "как будто"?...
Резко вскинув руку, поймала брошенный пучок поднеся к лицу, принюхалась и отложила в сторону. Достала свой кисет, задумчиво скручивая сигарету, будто щас это было самым занимательным занятием. Закончив, подкурила от вспыхнувшего над ладошкой огонька. Ещё какое-то мгновение любовалась трепетавшим в воздухе язычком пламени, потом погасила его, выдохнув облачко дыма. -Тэри?..Ты помнишь кто мы?... кто ты?
Сиер смотрел на Тэра, ничего не говоря и не спрашивая, только проследил взглядом передвижение Танквидты, тихо рыкнув на что-то. Когда Танквидта направился к подоконнику, лучник опустил голову ниже, намного ниже, чем то нужно было, послышался едва различимый "хмык", что было у него в голове одним покровителям было известно. В два шага оказался рядом с Тэром, садясь на пол напротив него, скорее всего что-то спрашивая. Голос лучника был тих, слов было не разобрать, кричать на комнату он явно не собирался.
Докурив, медленно поднялась накидывая капюшон. -Ладно..дальше без меня развлекайтесь.. Чародейка растворилась в воздухе, на этот раз использовав свиток перемещения-видать на полное восстановление потребуется немного больше времени.. и крови...
- Тоже покину вас. - Тилирис кивнула спине Сиера, макушке Тэриена, насупленным бровям Птички и прошла к выходу, мимоходом прихватив связку колбасок с "ветки" шкафчика для свитков. - Дела ждут.
Для каких таких дел ей понадобились колбаски - оставалось только догадываться. Тилле проводил ее взглядом и начал что-то крутить в руках. Через минуту спрыгнул с подоконника и повесил на ту же "ветку" гирлянду из разноцветных конфет. "Интересно, если в следующий раз я повешу чешуйки балауров, сколько она успеет сгрызть в задумчивости, и где я потом обнаружу остальные?..." - думал Танквидта, разворачивая карту, чтобы выбрать место для охоты на балауров. Здесь ему уже нечего было делать, в ближайшее время его присутствие вряд ли кто-то заметит, а встревать было особо незачем. Так что - распахнутое окно, прыжок спиной вперед, разворот в полете, и - сквозь шелест крыльев: "Понадоблюсь - зовите!..."
Дата: Понедельник, 28.11.2011, 19:37 | Сообщение # 67
Группа: Никто
Сообщений: 11
Статус: Отсутствует
Сиер сидел напротив Тэриена, частично загораживая ему обзор, но тому было все равно – вообще все равно, только единожды он чуть поднял руку, когда лучник поправил прядь волос, как она обычно лежала и опустил вниз так ничего и не сделав. Сиер не заметил того, что ушла Тилирис, упал спиной назад Танквидта, вышла Зимородок, закрыв за собой дверь. Внимание мертвого лучника были отдано Тэриену – что-то спрашивал, и даже Тэриен что-то отвечал. Казалось, они могли так сидеть до бесконечности, пока Тэр не проголодается, чтобы искать то, что насытит его. В чем-то Танквидта был прав, такого Тэра Сиер не знал. Но не было страха в глазах, паники, пренебрежения, отвращения или злости. Увы, ничего уже не вернуть, нельзя просто «посадить зверя на цепь» и сказать, что его нет или думать об этом. Сиер никогда о таком не думал. Может быть, нас такими делает война? Хотя, даже в этом мире есть те, кто не знают о Бездне, элийцах. Многим это не нужно. Это рефлексия, но именно эти мысли заставляют медленно вспоминать, вскрывать давно запертые двери, ради одной души. Не пытаясь никого спасти, действительно никого не спасешь.
Было не сложно найти то, что подкупит зверя - новое, яркое, не такое, что похоже на ураган, а то, что надолго займет. Тихая грусть; надежда и память; неверие и скрип открытых дверей; прощение вины или спокойствие, вернее покой, который навсегда обретают те, кто ушел к Айону, в эфир. Неважно, друг это или враг, человек или даэв, неважно. Потому что это так же нужно. Многие хотят быть прощенными. Старые письма Сабрины - их много, все о любви, все о простой, человеческой любви, вечной любви, даэв может любить вечно, человек может любить свой век и это будет вечная любовь. Тихая грусть, ласковая тоска, безграничная нежность, бессилие что-то поменять, и еще более невозможное - ненавидеть. «Иду вперед, и все жду-жду наступления ненависти, Но кроме тоски и любви, ничего не ощущаю» Страстная война, на победу, на вызов. Тоже потери - яркие, неотрывные, живые, настоящие. Война, когда стирается грань между другом и врагом, и ты умираешь, они умирают, лишь для того, чтобы продолжить войну. Здесь не надо было рвать - предложение, открытое, чистое. Контраст слишком яркий для обычного разума. Такой, когда слышится звук перечитываемых писем, написанных на простой бумаге из саликса эфирным пером, или когда рядом встает мертвые - давно мертвые - друзья и враги. Надежда, что сейчас не слишком поздно, что в этот раз, как во многие другие – вовремя. Но не во все. Сиер не знал названия этим чувствам, никогда не искал объяснений, просто делал что нужно или что не нужно, нарушая все правила, законы логики, мира. Были ли у мира законы? Были, конечно, но как и с любыми законами, стоит заплатить и нарушить их. Ради? Какая разница ради чего.
Что-то мелькнуло в восприятии Тэриена... не холодное, нет. Рука была теплой... или казалась. Теплой, яркой, она разгоралась... Что-то разгоралось впереди. Не пустота, не тишина... Зверь проснулся. Он был сыт, но голод - этот голод - был неутолим. Всегда оставалось то, чего не хватало внутри, всегда какой-то угол души зверя был пуст, и можно было только мчаться на свет, надеясь отыскать, заполучить, поглотить...
Тэриен протянул руки, положил их на плечи - привычный, рефлекторный жест - распахивая глаза, встречая, принимая то, что так мерцало впереди, так маняще... Те души, сотня, две, три... много, Райен долго их собирала, пусть и разные, для Тэриена - для зверя внутри него - были одинаковы. Одно и то же, общее на всех, мучительное ожидание неминуемой гибели, бессильное принятие неизбежного. Лишь один, краткий, смертный миг, растянутый на сотни душ. И сейчас, когда предсмертный вопль стих, в этой тишине - все эти души услышали, как их... Зовут по имени. Кто-то вспоминал, звал, возвращал... Признавал их живыми. Звал... звал... звал... И они пошли.
И зверь - пошел вслед за ними, влекомый душами, что заполняли его. Шел на свет, на зов, туда, где не было смерти, не было того, чем он сейчас был заполнен. Туда, где побеждала жизнь, не отрицая, но принимая - и побеждая - смерть. Туда, где дух человека побеждал даэва, а любовь - была сильнее ненависти. Зверь пришел... и лег у ног зовущего. Знал, своим звериным чутьем, что отбирать - бесполезно, что можно только молча ждать, что эта теплая, тихая грусть коснется его сама, гася смерть, и обещая... что-то новое взамен.
Глаза и кожа Тэриена по-прежнему были "зрячими", просто до этого некому было смотреть... и некуда. Но сейчас - он ослеп, опять ослеп... Потому что перед ним была душа, стоившая тысячи. Одна на тысячу. И ее нельзя было поглотить... только ждать.
И Сиер ждал, отдавая то, что имел, помнил, хранил - все еще пытаясь найти одну единственную душу, одну, что будет узнана, ради которой можно отдать все. Обмен. Несложный. Простой. Чистый. Тихая грусть, печальная радость. И поиск тех глаз, той души… Ища глазами Тэра, зовя, ища душу, которая отличается от всех этих. Она другая. Она не слепая от агонии и смерти. Не зрячая. Это невозможно понять, невозможно объяснить, а можно только увидеть, среди всех этих душ. На ошейнике ли? Чистая и непорочная? Глупости, у всех есть грехи. Но отдать часть души - было легко, ради одной, живой души, одной настоящей. Ту часть, что была внутри зверя, ту, что навсегда стала единой с ним. Того, кто смотрел на перья Олфи, того кто исцелил Айэри, того, кто кинулся в "Бездну с всадниками", того кто спас жизнь. И это не было возвращение долга. Зверь считает, что душа мертвого лучника стоит тысячи? Он заблуждается.
Души шли на зов, лишь мгновение назад они обрели смерть - и теперь они обретали жизнь. Покой и забвение... и чувство выполненного долга. Законченного пути. Одна за другой проходили мимо, взмывали вверх и растворялись - становясь эфиром, или, может быть, ветром, землей, новым ростком... Новым человеком. Они уносили с собой частицу души Сиера, частицу памяти, и отдавали взамен - благодарность... Ту благодарность, которую мертвый может подарить живому.
Среди них не было никакой "другой", пусть разные, они были схожи, уходили, оставаясь, но это все было "не то"... Осыпались пеплом, обещая - когда-нибудь, непременно - прорасти... Этим ощущением - победы жизни над смертью, пламени над пеплом, духа над пустотой - пропиталось все вокруг, оно как облако окутывало уже не только зверя, но и лучника, как то единственное, что осталось у стремительно "пустеющего" демона, который внезапно осознал, что для того, чтобы заполниться, стать целым - надо отдавать...
И он отдавал, все накопленное, все без остатка. Что еще оставалось, что еще он мог предложить?... У него не было души. Или была?
"Теперь они связаны неразрывно, неотделимы друг от друга, уже нельзя просто посадить зверя на цепь и спокойно общаться с Тэром" - слова Танквидты звучали в голове... были ощутимы, были слишком понятны, чтобы забыть.
Теперь у зверя была душа. Душа Тэра пусть и такая, была так же ценна, как и все те, что были убиты Дейве, как и все те, что защищали там, как и все те, что просто были. И зверь, больше не считающий "едой". Тэр стал зверем, а зверь стал Тэром... Маркутан слишком любит иронию. Просто когда души, мертвые души, уйдут, прощаясь, возвращаясь в эфир, обретая покой, для Зверя тоже будет это самое прощение, но другое, ведь он здесь и он не умер, он был жив. Не будет тут войны. Хватит. Кто-то должен закончить этот "круг", что начался от разбитого зеркала, всадников, пустоты души, поэтому дарил - другое. Золотые нити воспоминаний, ждущие того, в ком была душа, чтобы наполнить ее тем, что когда-то там было. Для Тэра, теперь уже Тэра - есть все воспоминания... от первых шагов в приемной до каждой смерти, от шелеста крыла до падений в бездну. Как комнаты открывались перед ним. Перо Олфи, обучение Айэри, обнимание Элиоры в Сиэли, усмешка лучника. Или как врал... такое тоже было. "- Помнишь?" и ответ: «- Ты же помнишь». Порывы, улыбка, забота. Смерти – чужие и свои. Мудрость, скупость слов или долгие приветствия. Где-то жесткость. Где-то неожиданная доброта. Даже ложь. Лучник мог бы придумать что-то еще, солгать, соврать, изменить, но зачем было лгать тому, кому отдавалось то, что было – воспоминаниями?
Зверь сидел напротив, распахнув глаза, внимая, поглощая, то, что предназначалось как будто не совсем ему... Чего-то не хватало внутри него, по-прежнему не хватало, чтобы стать целым, чтобы принять эти воспоминания и ответить на… зов? Странный зов. Как будто звали его, и одновременно… кого-то другого. Кого же тогда? Каким должен быть этот «он»?...
Из облака, что оставили уходящие души, проявилась фигура, все та же помесь каллифа и драконида. Вряд ли настоящий облик, да и был ли он вообще? Просто образ, нарисованный Танквидтой в сознании Сиера, и теперь, здесь, зверь выглядел так. Косматая шкура, высокий загривок, оскаленная пасть... Огромные фиолетовые глаза. Те самые, что видели насквозь, смотрели как будто в спину... Сейчас они были распахнуты и поглощали золотисто-белые искры воспоминаний. Из этих искр, из тонких нитей - их как будто специально оставил Тэриен, отдал Сиеру, будто знал, кому можно доверить, и что это нужно сделать - из этих нитей соткалась фигура на спине зверя, а сам зверь... растворился в этих нитях. Меняясь... но оставаясь прежним. Просто чуть повернулся, открывая того - кому эти искры воспоминаний предназначались...
И немой вопрос в фиолетовых глазах, тех самых глазах - "Неужели это все... я?" И такой же немой ответ во все еще блестящих из-под капюшона едва-едва мерцающих глазах. Ответ уверенный и утвердительный: "Да. Это все ты". И что-то тихое, предназначенное, только для того, кто был перед Сиером, что-то такое, в чем была душа. Тэр - не закрывал глаза, впитывая, не для чего-то, не куда-то, не для использования - для себя, в себя... становясь собой.
Теперь уже неизвестно, был ли он действительно таким, но похожим - был, и теперь стал... каким стал. А взамен... Что мог отдать демон, которым он тоже был, чей голод был впервые в жизни утолен?... Чья сущность впервые в жизни была не одна, не одинока, не пуста... Ощущение целостности, совершенства, гармонии, странное и чуждое, казалось бы, для такого существа, но оно было - когда бесконечная погоня за эмоциями, чувствами, воспоминаниями, в надежде отыскать в них себя - наконец завершилась. Пусть так, пусть не совсем демон и не совсем собой стал, но ощущение целостности - было... Окутывало их обоих, призрачной пеленой укрывая от чужих глаз, от мира, долгов и обязательств.
Спустя несколько недель скитаний по Элиосу, по вновь открытому для асмодиан Элтенену, Тилле вернулся в родной скворечник, причем очень непривычным для себя способом - через дверь.
Еле удержавшись от пинка по не повинному ни в чем предмету мебели, всего лишь толкнул ее коленом, чтобы открылась, стараясь не потревожить казалось что мирно спящую на его руках Тилирис.
Осторожно уложив девушку на подобие кровати, подгреб раскиданные по комнате шкуры и укрыл ее с головы до ног - вряд ли это было так уж необходимо, но руки хотелось чем-то занять. Аккуратно вынул из волос Тилли заколку в виде цветка - ей вряд ли понравится, если подарок пострадает - сложил в изголовье, вместе с перчатками, которые он снял с худых и чересчур бледных рук. Некоторое время он так и сидел, держа ее ладони в своих, и просто наблюдал, как под серой кожей струится по венам темно-коричневая, почти черная, вязкая как смола, кровь.
Брустхонинская зараза. То ли воздействие отравы продолжалось чересчур долго, то ли связь тела с душой, которая не была родной для него, оказалась недостаточно сильной, но... Тилирис не могла самостоятельно излечиться, и все, что им с Тилле оставалось - ждать помощи. От того, кого им теперь придется признать равным себе. Придется впустить - третьим - в свое пространство, позволить слушать, говорить, и - действовать. Ведь никто другой не сможет излечить не только душу, но и демона.
Почувствовав, наконец, ответный сигнал из Элтенена, Тилле отпустил руки чародейки, вскочил и полез в сундук. "Сейчас, сейчас все будет". Потеряв связь с Тилли - чего уже несколько сотен лет не случалось - убийца нервничал куда сильнее, чем хотел бы показать, но нужно было прекращать панику и заниматься привычным, да хоть каким-нибудь, делом. Поэтому на свет появились пучки разнообразных трав, котелок и походная жаровня. Горьковато-пряный аир, сладковатый амалис, терпкий женьшень, лепестки хомбеля - подаренные когда-то давно, вовсе не Танквидтой, сейчас они служили напоминанием о тех беззаботных, уже скорее всего утерянных, днях. Еще какие-то растения, которые никто даже не думал использовать в пищу - ну, никто кроме Тилле и его чутья. Прохладно-нежный аромат цветов Исхальгена, самого безопасного и тихого уголка Асмодеи. Настойка из рогов молодых брохумов - Тилле понадобилось все его мастерство следопыта, чтобы своенравные охотники признали его достойным помощи, и поделились лекарством от заразы.
Отвар тихо бурлил в котелке, а Танквидта сидел, прикрыв глаза, и ждал, когда распахнется окно и на подоконник посыпется песок из ущелья Кириул.